«Магия», – подумала Рози и нахмурилась.

Не об этом ли отчасти говорили Тетушка с Катрионой тем вечером, когда Бардер пытался выудить из них хоть какие-то ответы? Но если заклятие искало Роуленда, почему оно его не нашло? Может, потому, что он окружен холодным железом?

– Ох, Рози… – вздохнула Пеони, снова принимаясь за картошку. – Надеюсь, ты никогда не влюбишься не в того человека – не в того, хотя ты-то знаешь, что он тот самый. Это ненадолго, – добавила она, чуть помолчав. – Ему скоро придется вернуться домой и… выполнить обещание. Они должны пожениться вскоре после… после ее дня рождения. Он будет весной, когда зацветут крокусы. Как у принцессы и у тебя, Рози.

Рози хмыкнула на манер Нарла. В тот день она вернулась из Вудволда. Собаки лорда Прендергаста сбежали от егеря, чего прежде никогда не случалось. Егерь так расстроился, что лорду Прену с трудом удалось удержать его в должности и пришлось приставить к нему слежку, чтобы он не смог сбежать украдкой. Рози позвали поговорить с собаками, которые все как одна глубоко стыдились своего неблаговидного поведения и при каждой возможности смиренно ползали на брюхе перед обожаемым ими егерем.

«Не знаю, – объяснила Хьюрер, одна из самых старых и мудрых гончих. – Никогда не ощущала ничего подобного. Как будто я снова стала шестимесячной глупышкой, только совершенно лишенной мозгов. Я знавала безумных собак. Они не способны учиться. Хуже того, их не волнует, что они не способны учиться. А если егерь не знает своего ремесла, один безумный пес может испортить всю свору, потому что когда мы бежим…»

Хьюрер умолкла. Рози знала, что она имеет в виду. Когда собачий мозг полон запаха жертвы, там остается мало места для независимого мышления.

«Близится буря, – сообщил меррел, сидящий в темноте под крышей большого зала лорда Прендергаста. – Близится буря».

Погода ближе к осени сделалась такой же беспокойной и непостоянной, как лошади младшего сына лорда Прена. Но плохая погода никогда прежде не сводила собак с ума.

Рози казалось, что ее окружает дурная погода – ее собственная и всех остальных. Дождь и ветер при этом едва ли играли какую-то роль. Роуленд никак не мог иметь отношения к принцессе, но все же казалось донельзя странным то, что ее собственный личный мир изо всех сил пытается треснуть по швам именно в этот последний, безумно напряженный год перед двадцать первым днем рождения принцессы. Если так это ощущалось в Двуколке, там, где находилась она сама, вероятно, было и вовсе жутко.

– Думаю, я спрошу у тети с дядей, нельзя ли мне на сезон перебраться в Дымную Реку. Может, я научусь там прядильному заговору, – предположила Пеони и одарила Рози слабой, неуверенной улыбкой, похожей на солнце, пытающееся пробиться сквозь грозовые тучи. – Ты знаешь, я плохо пряду, и это меня расстраивает.

Рози знала. В этом ремесле Пеони была медлительна и неуклюжа. Между ними ходила давнишняя шутка о том, что Пеони превосходно умела прясть, пока Рози не перебралась жить по соседству. Рози как-то хотела одолжить ей веретено с горгульей, объяснив про поглаживание носа, но Пеони отказалась, серьезно заявив, что если это действительно зачарованная вещь, то она принадлежит их семье и расстроится, а то и вовсе испортится, попав в чужие руки.

– Я попрошу Бардера вырезать тебе веретено-волчок в подарок на возвращение домой, – пообещала Рози, подавив желание упросить Пеони остаться. Ведь тогда ей придется день за днем проводить в кузнице наедине с Нарлом.

На этот раз солнце в улыбке Пеони проглянуло чуточку увереннее.

– Я бы предпочла, чтобы ты сделала его сама, – отозвалась она.

Глава 15

Осень была сезоном бурь, когда ветры наизусть выкрикивали бестиарии и королевские генеалогии в дверные щели и печные трубы. Кухонные горшки потом обнаруживались на чужих крышах, выбранных ими в качестве нового места жительства, в кронах деревьев, а несколько раз даже на дне деревенского колодца, откуда они отказывались выбираться, утверждая, что там, внизу, тихо и спокойно, господствующая стихия не склонна к таким неистовствам, как ветер, а рыбы более приятные собеседники, чем люди. Бури случались слишком часто, и народ устал от них, а вялые лихорадки весны и лета переросли в неотвязный сухой кашель.

Холодный, упрямый, игольно-острый дождь начинался и переставал, а по ночам часто ударяли сильные заморозки. Так продолжалось несколько недель, пока земля не схватилась льдом, не позволяя взойти озимым. Дороги сделались слякотными, изрытыми и ненадежными, а небо – низким, темным и зловещим. Туманная Глушь стала менее туманной, чем обычно, поскольку резкие ветры, дувшие весь год, так и продолжали дуть случайными порывами со всех сторон света. Необычные лихорадки, одолевавшие Двуколку, отступали и объявлялись снова, приходили и уходили, как и зловредные ветры. Маревки жались друг к дружке под людскими карнизами и визжали, словно банши, особенно посреди ночи. Ни одно из предсказаний погоды, сделанных феями, не сбывалось.

А затем обрушилась буря с мокрым снегом и градом. Рози промокла до нитки, пока бежала через площадь из кузницы домой – ужинать. В тот вечер они остались вчетвером: Джоб взял выходной и отправился на ферму к Грею, где непогода не мешала ему ухаживать за дояркой, а Пеони осталась у дяди с тетей. Джем, Гилли и Гейбл спали наверху. Последний постоялец Катрионы, избавившись от детской магии, вернулся домой еще три дня назад.

– При таком ветре мы не услышим, если кто-нибудь расплачется, – заметила Катриона.

– Джем спустится и скажет нам, если что, – ответила Тетушка.

Они прислушались, сами не зная к чему, и едва не подскочили на стульях, когда особенно свирепый порыв ветра ударил в ставни. Рози вспомнила о Нарле, сидящем у слабого одинокого огня, и гадала, не скучает ли он хоть изредка по человеческому обществу. Катриона время от времени заманивала его на ужин, утверждая, что они обязаны вознаградить наставника Рози, а от любой другой оплаты он отказывался. Единственным объяснением, которое он соизволил дать, было: «Она оказала мне услугу». За столом он говорил немногим больше, чем в течение дня в кузнице, но его общество не тяготило остальных, а с Бардером они были старыми друзьями. Бардер умел истолковывать хмыканье Нарла лучше всех в деревне (не считая Рози). Но Нарл вот уже полгода не заходил к ним на ужин.

В кухонную дверь, выходящую во двор, заколотили. Стук прозвучал весьма основательно и целеустремленно, и, как бы им ни хотелось списать его на очередной порыв ветра, все знали, что это не так. Они перестали впустую прислушиваться и вместо этого пожелали, чтобы их оставили в покое. Стук повторился.

Бардер вздохнул, поскольку он только-только успел сесть за стол.

– У вас там серьезная поломка? – обреченно спросил он.

Так всегда бывало во время ужина и не могло быть по-другому в такую-то погоду, иначе посетитель, кем бы он ни был, дождался бы утра. Если поломка серьезная, придется высвобождать лошадей – в таком случае Рози должна будет пойти с ним… Бардер заговорил сразу, как только дверь начала открываться. Но на последнем слове, когда она распахнулась полностью, тон его голоса изменился.

За порог шагнул высокий человек, скрытый под мокрым серебристым плащом, проблескивающим множеством красок, – такой прекрасной ткани не делали даже в Дымной Реке. Точнее, скрытый весь, за исключением босых ног. Рози первая заметила эти ноги: чистые и гладкие, несмотря на погоду и дороги, и обратила внимание на их манеру как будто бы ощупывать пол, как рука может ощупывать незнакомый инструмент.

– Прошу прощения, – спохватился Бардер, смущенный и от этого скованный. – Доброго вам вечера. Я колесный мастер, а заодно… чиню большинство вещей, сделанных из дерева. Тележного мастера можно найти через двор отсюда, но ближайший плотник живет в Конце Пути. Когда в такое время в плохую погоду стучат в дверь, обычно это означает, что что-то нуждается в починке.

Голова, спрятанная под глубоким капюшоном, кивнула. Но когда он откинул промокшую ткань, открывая лицо, Катриона отчаянно вскрикнула и вскочила на ноги.